[mai1]

«ДокторДзин-2», окончание.


Последние серии довольно резко ускоряют ход вещей – даже, пожалуй, и педалируют. Политически окрашенных сцен довольно много, по большей части они довольно скучные программные; мне не совсем ясно, зачем вообще их так подробно излагают в суперпопулярном фильме для самых-самых широких масс. Вот, Аня, эту особенность я бы тоже хотела обсудить в разговоре о проектной аудитории. Например, я очень симпатизирую рёминому учителю – Кацу Кайсю, особенно в этом сериале; однако обилие инсценированных отрывков из учебника истории всё ж кажется чрезмерным. С ним было здорово смотреть сцены «райзинг Рёма» - верчения глобуса всякие, вываливание еды из чашек на стол с целью наглядно проиллюстрировать свои мысли относительно мироустройства; у него очень славный голос и располагающая манера вести себя в кадре, как дома )



И вообще его выдающийся лоб хорошо запоминается )



Да, а глубоко порезанный (в результате покушения) мозг лоб Рёмы трепанируют. Надо ли говорить, что операция, кровишша, резиновые шнурки и капельницы показаны со всей дизайнерской изобретательностью. Возвращая рёмину волю к жизни, Дзин (мне _вправду_ очень_ нравится это имя ) вкручивает ему про синкансэны и сотовые телефоны будущего. Вот ради чего надо выжить.



Однако в рёмином темперированном клавире всё расписано по-другому, и он переселяется в голову к сэнсэю – в виде эмбриона. Ага, того самого, с выковыривания которого началась первая серия первого сезона. Доктор теперь слышит голосааааа.
Объяснение (не сомневайтесь: на совершенно_ японский манер) последует в конце, я покажу немножко.
А пока - оставшиеся объясняют друг другу мотивы поступков друг друга; в чудной резиденции клана Сацума можно наконец полюбоваться целиком на красивую картинку, перед которой Сайго обычно так буддозадумчиво сидит:



А докторДзин, осознав необычайную природу своей мозговой опухоли, испытывает серьёзные головные боли при каждой попытке побыть сивиллой. Сценаристы резвятся с текстом вовсю – да, осознаёт Дзин неоднозначность заданного вопроса (контекст сцены – сацумские планы пожечь столицу); ведь да – электрицкие жэ фонари!



Тем временем всё-всё-всё закручивается, недоброжелатели нехорошо поступают с докторовой больничкой, пока главгерои ходили спасать Рёму:



И с докторДзином случается отчаянный приступ неверия в себя – сценарный катарсис как он есть. Вот уже в третий раз мне по буквам, отчаянно грассируя, рассказывают, как спасающий страну герой осознанно и добровольно берёт на себя роль _о́ни_ ; пожалуй, я хотела бы прочесть однажды фикшн о преемственности: кто кого научил – Дзин, Хидзиката ли, Такасуги ли )



Японскому фильму полагается японский же каваии: и абсурдистское разрешение острой ситуации:



Красавица Саки придерживается того же мнения; её статус в глазах зрителя вообще к концу фильма поднимается до небес. Я присоединяюсь ко всем обыкновенным тронутым зрителям: это не девушка, а живой кодекс.
И это чрезвычайно хорошо.



Необходимые добавки сахарной ваты разрежают плотный ужас событий 1867-го года: еда в красивишной посуде, выразительные дети и многарозьваго)



..И всё опять возвращается к вгущевайны. Саки ранят – понятное дело, в самых тревожных условиях – и она погибнет без лекарства из нашего мира. Последовательность дальнейших событий даже угадывать не надо: пузырёк не совсем случайно доктор захватил с собой, вспомнил о нём – а затем свалился с обрыва – того самого, где происходили самые пронзительные сцены.
И вернулся.
А тут всё – из параллельного мира, и дела не так уж и плохи; к концу так и совсем почти хороши: любимая девушка не в коме – а заодно связана со всеми другими любимыми девушками кровными узами, красота-то какая. И младший коллега ловко прячет запрещённую сигарету на той лестничной площадке, где проходили все исторически важные падения головой. Нет, в сцене ничего особенного – просто мне нравится это лицо )



Юноша в самом деле _очень_ хорош: глуповатую по сюжету роль (объяснятеля очевидного и не столь очевидного) он сделал с блеском, вот он начинает объяснять связь Рёмы-в-голове и докторДзина:



А заодно и техническую сторону перемещений во временнЫх пластах. И бойко этак объяснил – ну натурально японский фантастический роман образца семидесятых. То, что крайне глупо выглядит в фантазийных техно-аниме, у него прозвучало как выдержка из книжки.



В конце катарсис завершился несколькими красивыми кадрами, слезами с обеих сторон экрана (отличная выжимательная машинка; шесть пунктов из пяти) и как бы обещанием открытого финала – т.е. продолжение \ ответвление вполне так ещё возможны: Саки после исчезновения доктора не могла вспомнить его имя (её «мару-мару» так напоминают «мару-мару-мару» план Рёмы по созданию нового правительства) и написала ему письмо – вперёд в будущее. Ну ещё бы.



Словом, у меня осталось впечатление, что сценаристы недоговорили довольно крупный кусок; и хотя фильм того же урожая, что и «Рёмадэн», всё ж для оттенения, скажем, синсэнских драм он вполне годится.